Успешными моделями становятся только шлюхи. Исключений, поверьте, не бывает.
Если в шлюхе, предположим, теплится хоть какая-то мораль, то она, как правило, начинает нюхать белый, или колоть тот же белый. Лучше, конечно, нюхать, так как тело — товар крайне скоропортящейся, и его надо беречь.
Но автор не знает, на хуя он тут развел гемогогию про шлюх порядочных и не очень. Ведь Оцелот, по сути, был не шлюхо-моделью, которая вынуждена была лечится от наркотической зависимости.
Он просто был шлюхой. И моделью. И наркоманом. И алкоголиком. Все по отдельности, и одно от другого не зависело совершенно.
А еще, он любил читать предположим. Предположим, занимался этим часто (читал в смысле). Мог одной рукой дрочить над унитазом, а второй держать электронную книгу.
И вот, этот значит, сомнительный тип, не менее сомнительной внешности (так как все модели, по сути, страшнее атомной войны), возвращался домой.
С собой у него имелось немного - легкое волнение, пожалуй, да несколько относительно трезвых мыслей в голове. Просто в последнее время, ему казалось, что кто-то за ним, сцука, наблюдает, и нет, это не сосед напротив, что периодически любил подрочить свой убогий писюн под окнами андрогинной бляди. Этот кто-то, явно хотел чего-то друого, а поэтому, пару дней назад, юноша об этом позаботился с лихвой...
Описывать водные процедуры и процесс раздевания «жертвы», не имеет смысла, продолжим с того момента, как некто по профессии «киллер», решил все же ворваться в покои молодого человека и потревожить его уединение своим кобелиным присутствием.
Это было весьма забавно наблюдать за попытками мужчины пробраться в спальню «бесшумно».
- Ты знаешь, моя бабуля, и то тише тебя ходит дарлинг, - усмехнулся мальчишка спиной, приставив дуло пистолета к его затылку, - Руки вверх, аморе. У меня пальцы, к слову трясутся, как бы не разнес тебе башку ненароком, ну?.. - тон его ленив и слегка насмешлив.
Что делать с этим чудиком далее, Оци решил еще несколько дней назад.
Ну не любил юноша, вот таких вот наглых кобелей, что без цветов и бриллиантов в спальни норовят ворваться, аки медведи.
- Давай-давай, бросай свою эту хуйню, - он толкнул его в локоть, - И учти, я до трех считать не стану, если что-то меня не устроит, буду использовать твою белобрысую башку вместо дуршлага.

О до-о-о... Погорячился он, как же блять. Щас все брошу и кинусь тебя отпускать, после того как ты меня чуть не прирезал тут.
- Так я спокоен, хули, - молодой человек снова вплотную подошел к мужчине, на этот раз приставив дуло пистолета меж его лопаток, - Я всегда спокоен.
Признаться, честно, трахнуть он его планировал еще вчера, да вот только гость, что-то, не заявился, а ведь его ждали, между прочим!
- И то что ты мне не сделаешь, ни черта теперь — я тоже в курсе, и я, быть может, тебя даже отпущу, вот только... - он пнул незнакомца коленом под упругий зад, чтобы тот оказался прямиком на кровати, - ...на спину перевернись, - пальчиком свободной руки покрутил, по-женовьи изящным таким пальчиком, стоит заметить, - ...обыскивать тебя сейчас буду, на предмет еще какого-нибудь, хах... - гоготнул хрипло, - оружия...

Да он не только киллер хуевый, еще и дипломат антипиздатый. - тут оставалось только хмыкнуть, что Оцелот, собственно и сделал.
- Ага, ты, значит, преспокойненько уйдешь с унылой рожей, с мыслью о том, что проебался, ну и хуй с ним, а я, после этого, облегченно вздохну и лягу спать по твоему? Аморе, я вот, начинаю сомневаться, кто из нас больший наркоман! - он ехидно рассмеялся, признаться, не специально. По другому смехуечки давить, просто напросто не умел. Не мы такие, жизнь такая, как говорится. Светлых моментов в ней было крайне мало.
- И с чего ты взял, что я у тебя ничего не найду, предположим?.. - забираясь на постель с ногами, проговорил юноша, предварительно запнув нож убийцы под кровать, дабы не мелькал тут.
- А нука, что у тебя там? - его ладонь довольно уверенно потянула язык ремня, скидывая пряжку с его джинсов.
- Полюбас у тебя там арбалет какой-нибудь, или гранатомет. - прошипел Оцелот нависнув над мужчиной, так что черные как смоль волосы непроницаемым занавесом оградили их от остального мира.
- Ну я же говорю... - пальцы без труда, а самое главное — стеснения, пробрались под плотную ткань джинсов киллера, ощупывая мужчину совершенно беспринципно, будто измеряя габариты.
- А ты, я смотрю, взрослый мальчик. Хозяйством природа не обделила, а вот мозгом, к сожалению... - задумчиво протянула модель, опуская резинку белья и освобождая на волю, еще спящее естество своего случайного «любовника».
- Впрочем, кобелям думать не обязательно. Твое дело маленькое - лежать и не рыпаться, а я буду стараться так, чтобы потом всю следующую неделю на задницу сесть не мог. Это понятно? - металл огнестрельного, коснулся горячей щеки незнакомца.

Он не гомик. Какая трагедия, товарищи... Не гомик он!
Но Оцелоту, пожалуй, человеку склада крайне похуистичного, было на это наплевать.
- Слыш, ты, не гомик, - он на несколько секунд отвлекся от нижней, так сказать, части мужчины, ткнув дулом в его шею, где-то в район сонной артерии, - Я в же в тебе сейчас реально дырку сделаю, и ты будешь мертвым «негомиком». Так что, советую тебе лежать тихо и не рыпаться, а еще вспоминать уроки ОБЖ, где всех учили «раслабляться и пытаться получить удовольствие».
Ну серьезно? Какие могут быть деньги? Фу-фу! Как мелочно... Тем более, когда рядом с тобой лежит вполне себе здоровый, красивый мужик, которого так и хочется связать и отыметь, возомнив себя каким-нибудь неопытным жокеем.
У Оцелота, признаться, мурашки по всему телу пошли, и не смотря на то, что с эрекцией в последнее время было не очень хорошо из-за частого приема наркоты, сейчас как ни странно, все работало — настолько будоражила эта ситуация.
Запястье модели, стоило ему освободится от ладони киллера, снова потянулось к его ширинке, на этот раз, совершенно беспардонно опоясав пальцами член мужчины, без каких либо признаков возбуждения пока.
Well... Но ведь он может уебать мне в любой момент, когда я буду сосать например? Надо бы перетянуть руки чем-нибудь...
Он резко оторвался от него, поднявшись с постели.
- Видишь спинку моей кровати? Так вот, ручонки, будь добр, туда свои приставь. Щас будем играть в преступление и наказание. - он усмехнулся, стягивая со своего шелкового халата, один из тонких поясов, намереваясь перевязать запястья жертвы, этими самыми лентами, судя по всему.
- Быстре-е-е... Мы, мальчики, долго ждать не любим. Мы как бабы, только с яйцами — очень обидчивые суки.

Ну вот и славно, сукин сын...
Оци, любил, когда его капризы выполнялись, будто бы щелчку пальцев. Избалованый выблюдок, ничего не сказажешь.
«Кобель, лежать! Кобель, к ноге! Кобель, трахать! И желательно так, чтобы я рыдать от этого начал и мамочку звать.»
- Молодец. - сухо похвалил он, вновь приблизившись к мужчине. Признаться, размахивать оружием в одной руке, и пытаться раздеть парня второй — это немного тяжеловато.
- Вот так... - оба шелкового пояса были спущены с узких юношеских бедер, безнравственно раскрывая полы кружевного халата цвета бордо.
Он перетянул его не настолько туго, как хотел бы - силенок не хватало.
Кстаааати... - отличная идея, закралась в эту лохматую, но такую очаровательную башку.  - А что если узел на одной руке сделать значительно выше, второую соответственно — не трогать, но... стянуть его ногу? Тогда он точно не сможет подняться с постели, и дотянуться до ленты на руке. Безинициативные бревна. Как скучно.  - а от того, шансы к сопротивлению, необходимо допустить.
Наскоро расправившись со всем этим недобандажом, Оцелот облегченно выдохнув, скинул оружие к подножью кровати.
- Ну вот и все. Теперь ты мой личный негомик. Сейчас будем тебя от пизды отучать, методом кнута и пряника.
Он издевательски рассмеялся, крепко вцепившись пальцами за спущенные джинсы мужчины, оттянув их до самых колен.
Разумеется, от такого стресса, там не только не поднимется — вообще все на хрен усохнет. Однако, Оци, прекрасно знал, как заставить работать эту «машину для ебания» на манер вечного двигателя.
- Любишь, когда тебе отсасывают, мразь? М? - он лег грудью меж ног мужчины, опускаясь лицом к его члену, чирканув губами по теплой, бархатной коже.
Интересно, а Гитлер бы надел перчатки из крайней плоти?.. Я бы надел...

Какие мы строптивые, не привыкли, видите ли, лежать со спущенными штанишками как на процедуре у уролога, перед всякими тут похотливыми звездами, средней паршивости подиумов.
- Ш-ш-шельм-м-ма... - шипя протянул юноша, ощутив, как крепкий захват, ухватил волосы с чернявого затылка. Это было, признаться, приятно. Эта отдача. Сдача, так сказать.
Непокорный, он не собирался оставлять все просто так, смирившись с тем, что его тут мягко говоря, поимеют как осеменителя какого-то.
Оци запрокинул голову вверх так, что аж глаза закатил, насколько стянуло виски от сильного сжатия.
Макс, оттащил лицо юноши достаточно далеко, тем самым, оборвав его планы... Ну, ничего, и не таких, как говорится, воспитывали.
- Хей-хей... - ладонь мальчишки обозначила свое присутствие под мошонкой мужчины, не сжимая ее сильно, а лишь угрожающе поглаживая, - Твои яйца в моей руке, драгоценный, такие нежные, матьтвою, что так и хочется сдавить со всей дури, тяжелые, кстати... Хочешь, вмиг полегчает? - тон его благосклонен и спокоен, - Волосы отпусти...

- И чего ты разорался, милый? С тобой же, еще ничего не сделали. Только вот подвязали чуток, погладили как котенка. То-то и всего. А может, мне и правда, прострелить тебе что-нибудь, дабы ты... - он резко, надавил локтем на его колено, чтобы тот уже успокоил свою ногу, - ...расслабился? Не стоит меня злить... - как учитель с непокорным воспитанником. И право, кто тут главный, стоило обозначить сразу же и наверняка.
Я — верх, ты — низ. И не важно, кто в кого вставляет.
- И да, я не прошу чтобы ты расслабился. Я это ТРЕБУЮ.
Признаться, щупать его, раздразнивая себя еще более, порядком надоело, хоть и желалось, конечно, рассмотреть по-лучше, быть может, поиграть с его сосками например, проверить на чувствительность, чтобы дрожь до колен пробрала — насколько ему приятно и... стыдно.
Но нет, этот юный насильник, уже достаточно растравлен, течен как сука в брачный сезон, то и дело, елозит пахом по шелковой простыни, пачкая ее каплями липкой вязи.
- Я невозможно хочу тебя. - шепчет он, в завершении перед тем как впустить член мужчины в свой рот — горячий, влажный и плотный вакуум, заглатывая глубоко, так, чтобы не один зуб не коснулся нежной плоти.
Лежать и любить.

Голодная волчица временами, в сто крат опаснее голодного волка. Ее пасть кроваво-красная, совершенно бездонная, ребристая глотка, скользкая, пышущая адским пламенем.
Оцелот, хоть относил себя к семейству хищников менее крупных, однако это не мешало ему обладать аналогичными аппетитами.
Эта борьба с собой — как же она будоражила. Мужчина словно мечется меж двух противоположностей.
Соблазн — расслабиться и подчиниться, он столь сладок на вкус, хрустит на зубах как жженый сахар, превращаясь в карамель. Горечи ей добавляет, мужская гордость альфа-самца, который не привык, чтобы с ним обращались как с ожившей вещью, подчиняя желаниям совершенно непристойным, липким и грязным как постельное белье портовой шлюхи.
Глотка юноши сжала пульсирующее естество, обволакивая собой плотно. Губы уперлись в самый лобок и замерли на несколько секунд, ожидая, когда член полностью выпрямится и займет собой все горло.
Это словами не передать, насколько приятно - насильственная манипуляция к возбуждению верхнего, что в кое-то веке, остался под низом.
И встречный взгляд, глаза в глаза, по женовьи распахнутые в неприкрытом восхищении, будто торжествуя, супротив мужественных — ненавидящих, быть может, от части молящих о пощаде.
Он выпустил его спустя минуту, так как воздуха отчаянно не хватало, ловя пальцами нити слюны.
Как же пошло она спускалась с этих пунцовых губ...
- Обманщик... - вытирая рот тыльной стороной ладони, пропел Оцелот, - А говорил, что не хочешь меня маленького...

Да-да-да... Не хочет он, как же. Елдак так и распирает порвать собой что-нибудь телесное, теплое, и пожалуй, влажное... хоть Оцелот, разумеется, не баба — в причинном месте не истекал.
- Да что вы говорите, мужчина... - усмехнулся мальчишка, сжав свободную кисть Макса и направляя его ладонь к своим горячим губам, - И трахатся вы не желаете, и засадить мне по самые гланды не хочется... - он пустил чуть-чуть слюны на его пальцы, опуская руку мужчины к своим узким бедрам, так, чтобы его кожа ощутила тепло нежной промежности, что скрывали аккуратные полукружия бледных ягодиц, - И туда то тебе пиздец как не хочется залезть, так?.. Ну давай, ты же у нас, крутой, ты же у нас агрессивный альфа-ебарь, расхерач мне там все чтобы жизнь медом не казалась!
Он надавил одним из его пальцев достаточно осторожно, чтобы не причинять себе излишней боли. Слюна, пожалуй, самая хреновая смазка в мире, но Оци, трепетным девственником не являлся, а поэтому, ловил от этой раздражающей боли, своеобразный кайф.
- Ты знаешь, каково быть таким как я? М? Знаешь, каково это, когда ты не можешь ответить силой на силу? - проталкивая в себя еще один палец, прошипел он, тут же выпрямляясь в спине, как натянутая до упора струна, насколько стало жечь... - Ни черта ты не знаешь... Работать! И постарайся быть обходительным, как будто ты даму сердца дефлорировать собрался, в противном случае, я тебя сам выебу.

Наивный, наивный альфа, ей Богу, как дети малые. Вестимо, полагал, что Оцелота не встряхнет как следует от этих слов, что были буквально выплюнуты из красивого, вычерченного рта незнакомца, искривленном в неподдельном возмущении.
Пальцы вбивались в тело юноши будто пытались разорвать собой теплое тесто, поделить на части. Они измяли злостно, в тоже время — похабно, раскрывая его поддатливое отверстие так, что тот начал нервно посмеиваться от саднящей боли, выгибаясь в спине словно пытался уйти от них, на самом же деле, мальчишка просто наслаждался этой честной агрессией.
Честность, пожалуй, единственное что по-настоящему его устраивало.
- Больно... Мне больно... - он говорит это с улыбкой, что кривилась в уголках его губ, выдавая оттенок страдальческой гримасы, - Как же это больно...
Он чувствует, как его раскрывают практически на сухую, не жалея и не желая потакать, но тем и был обманут мужчина поддавшийся провокации — он делал только то, чего юноша действительно хотел.
- Все верно, в семье не без урода, - оттолкнув от себя его руку прошептал Оцелот, усаживаясь на бедра убийцы, обхватывая пальцами его член у самого корня, оттягивая крайнюю плоть к самому основанию, дабы алая головка, напряглась еще сильнее, в готовности втиснуться в горячее, влажное лоно, - С детства люблю члены, знаешь ли...
Он насаживался осторожно до самой середины, чтобы плоть не выскользнула назад, коли этот пришлый, вздумает его скинуть с себя.
Как плотно и жарко... Они сошлись, пожалуй, как пазл, в полной точности, словно и были выпилены под друг друга изначально.
Оци, безумно любил огромные елдаки, на них ты ощущаешь себя маленьким растревоженным изувеченным ребенком, и остается, пожалуй, только кричать от невыносимости терпеть в себе чужое присутствие.
Этот стон был вызван не только долгожданным страданием, он был равен победному. Оседлал, подчинил, ну а далее, дел осталось немного.
- Убьешь, но перед смертью, дорогой, я как следует потрахаюсь.
Кулаками на его плечи — твердо, по господски, чтобы лежал смирно, пока королева вершит свое правосудие.